К 2000-летию Рождества Христова
Людмила КолодяжнаяТайна вскроется Словом одним...
Сборник духовной поэзии
«Тайна вскроется Cловом одним,
И блажен – это Слово нашедший,
Труден путь всех, идущих за Ним,
Но спасен – до конца претерпевший».
Москва, 1999
ВСТУПЛЕНИЕ
Неужели – сердце твое не дрогнет,
Ты не заплачешь, не закричишь, речи будут тихи,
Ты не догадаешься, что идешь по той же дороге,
По которой шли, овец сторожившие, пастухи?
Неужели сердце не дрогнет твое, неужели,
Ты за жизнь настолько продрог,
Что не закричишь от того, что в той колыбели
Плачет, звездным лучом чуть задетый – Бог?
Неужели, только Мария и знала тайну,
Когда звезда задрожала, выбежав из-за туч...
Нам же, забывшим, кажется все случайным –
Даже тот, навсегда пересекший дорогу луч?
Неужели ты не чувствуешь, как освобождает движенье,
Как снежная тьма нас утешает, свежа,
Как нас избавляет от ежедневного униженья
Каждый, каждый – по этой дороге шаг?
ИЗ ВЕТХОГО ЗАВЕТА
*** Каин и Авель
Снится улыбающейся Еве,
Что ее сквозь грозные века
С будущим убийцею во чреве
Поведет любимая рука.
А. Ахматова
Матери-Еве равно снится
Сын-убитый и сын-убийца...
Голос Господа слышен до Рая окраин –
Где же братец твой Авель, Каин?
Голос Каина Господа дразнит –
Брату моему я сторож разве?
Пастырь закланный, Агнец первый,
Авель, род твой – завистью прерван...
*** "И явился ему Господь
у дубравы в Мамре"
В тех пустынях дороги
Знали Божьи следы,
Ангелам – мыли ноги
И приносили воды.
Пресные делали хлебы
Им из лучшей муки,
Близко сияло небо –
На расстоянье руки.
Их принимали за смертных
И приглашали к шатрам...
Знал о силе несметной
Лишь один Авраам.
Он, обретая знанье,
В сердце скрывая страх,
Тайно внимал предсказанью
Божью – о чудесах...
Что же нас не тревожат
Звуки, слова, лучи?
Мы средь листвы не можем –
Ангела различить.
***
«А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней». А. Ахматова
Вернись –
к папирусно-папиросной
страниц россыпи,
переверни,
перечти главы, сочтя число
их в Книг Книге,
к которой никнет,
кротко чело...
Влейся слухом
в Соломоново соло,
в перебивающий его тихий,
кажущийся духом
голубиным – голос
Суламифи...
Вспомни – строки гибче
становятся, свив,
как гнездо птичье,
любовный миф,
привычно-
старый, а все, как новый...
Сохранить его – нелишне
в памяти-нише,
заложив
лист в Песни Песней – кленовый...
*** Подражание 151-му псалму Давида
Невзрачен, беден дней исток –
овец в дому отца пасох,
бродя средь братьев тенью юной,
былинкой, безразличной миру...
Но п/ерсты сотворили лиру,
и песней возвестили струны
о Сыне, об Отце и Духе...
Иль ангелы, Господни слуги
слова несли все выше, выше,
иль звуки первые услышал
всеслышащий Господь-Творец,
но от родительских овец,
был взят для высшего веселья...
Чело умащено елеем...
Стал – ратник я небесной рати,
отличный от родных, от братьев –
на них нет Божия огня,
высокие им ч/ужды речи...
Не братья – я повергнул в сече,
врага, проклявшего меня...
ИЗ НОВОГО ЗАВЕТА
*** «Грусть и нежность оставляет
в сердце Назарет» И. Бунин
Грусть и нежность оставляет в сердце Назарет,
В весенних сумерках, когда останавливаешься пред
Первобытно-грубым водоемом, колодцем,
К которому сбегаются по каменистым уличкам овцы,
К которому когда-то приходила Она,
В то весеннее утро, совершенно одна
И наклонялась над этой колодой грубой,
И слышала плеск воды и архангела трубы,
И застывала в наклоне, в смущенье,
И это было - Первое Благовещенье...
Грусть и нежность оставляет в сердце Назарет
И Ее жилище, пустующее уже две тысячи лет...
*** «Благословенна...»
Весть – малу часть от пламени святого
я донесла, как слово, до страницы,
в начале дня апрельского шестого,
к истоку Благовещенской седмицы,
к границе, обведенной по лекалу
луча скупым нажимом, тонко, сухо...
Я каждый звук несла, не расплескала,
смиряя шаг, за шепотом, за звуком,
за смыслом, что вместить еще не может –
приливом слова оглушенный смертный,
я шла за словом, незнакомым с ложью,
за словом, оттененным тканью света...
То слово не вмещают буквы-рамки,
И каждый звук из буквы-ранки хлещет...
Произнесет то слово голос-Ангел,
И не удержит голос человечий...
*** Бегство в Египет
Помнишь? Ангел в тумане белел,
Нас в небесах приютивший...
Надо исполнить, что он велел,
Ангел, во сне приходивший,
Тот, говоривший: «Встань и возьми
Все, что дорого сердцу,
Видишь, ночные взметнулись огни –
Ирод ищет Младенца.
Видишь, как преданно ждет у двери
Ослик покорный и смирный,
Матерь и Сына возьми, и дары –
Золото, ладан и смирну.
В землях Египетских сохрани
Сладость воспоминанья,
Там, где пустыня, где темен Нил,
На берегах изгнанья.
Здесь, в Вифлееме, вопли и плач,
Дьявол раскинул сети,
Здесь младенцев губит палач,
Плачет Рахиль о детях.
Ты пережди, пережди беду,
Сердца смиряя жажду...
Ирод умрет. Я к тебе приду,
В сон твой, с вестью, однажды,
И скажу: отдохни от бед,
Мира забудь пороки,
В светлый тихий иди Назарет,
Как предрекли пророки».
***
Ты, идущий за мною, сильнее меня,
Я же – глас Твой в пустыне, воин,
Тишина Твоя, словно часть огня,
Я – коснуться Тебя не достоин.
Ты идешь в недоступной мне тишине,
И огонь Твой – в душе, как в нише,
К Иордани-купели приходишь, ко мне,
И с небес Глас глаголющий слышен.
Жизнь Твоя – мне истина, путь, исход –
Гнев секиры падет на корни,
Фарисей, покаяния отвергший плод,
Не избегнет кары позорной.
Это Ты, тишиною сметающий тьму,
Глас, которого ждал Исайя,
Каждый сети свои бросает,
Слыша: «Сделай прямыми стези Ему...»
Тишина Твоя, словно часть огня,
Я – коснуться Тебя не достоин.
Ты, идущий за мною, сильнее меня,
Я же –глас Твой в пустыне, воин...
*** Кана Галилейская
Если утром звезда
В омут озерный канет,
Станет вином вода,
Как в Галилейской Кане.
Звездной тоской шурша,
В душу вольется млечность.
Станет водой душа,
Словно источник вечный.
Слово поет об одном –
Лишь о звезде в тумане.
Станет вода вином,
Как в Галилейской Кане.
Темен закон простой,
Внятен лепет бумажный.
Слово станет водой,
Что утоляет жажду.
Слово уйдет без следа
В дали воображенья.
Станет звездой вода,
Поймав ее отраженье.
К дали стремясь одной,
Мысли одной я внемлю –
Станет душа Звездой,
Если покинет землю.
*** К Преображению
Дым облака, сошедшего с вершины
Туманом разметался по ущелью.
И Он, Себя назвавший Божьим Сыном,
Сказал ученикам: здесь – мы у цели.
Сон оковал троим уста и вежды,
Сквозь дымку сна прожгло их, просияло
Его Лицо, как солнце, и одежды,
И пепельный хитон, и покрывало.
Был этот свет, как дальний зов влекущий
Сквозь мелкий дождь, что над землей рассеян...
И Петр сказал: "Я сделаю три кущи –
Тебе, Илье, пророку Моисею."
Был тихий Глас, как дальний свет зовущий,
Плач, сквозь лучи, в ночи троих встревожил...
И Петр сказал: "Я сделаю три кущи –
Пророкам и Тебе, как Сыну Божью."
Был этот день для дней грядущих знаком
Судьбы посмертной и посмертной славы...
К утру росою увлажнились травы...
Но шли за Ним – Петр, Иоанн, Иаков.
*** Смоковница
«По дереву дрожь осужденья прошла...
Смоковницу испепелило до тла.» Б. Пастернак
Память-скромница
смолой полнится,
слезой-лезвием,
листвой-вестию –
той смоковницы,
той виновницы
Божьей мести ли
за бесплодие –
гневом, жестом ли...
Ветви строже ли
стали, гложет ли
страх от дрожи той –
встречи Божией.
Речь – о встрече той –
ведь отмечена,
словно Вестию,
Божьей перстию,
Божьим пламенем...
Божьим словом ли
с вечной памятью
в миг помолвлена.
Тишиной даришь
ты – венчальною.
Купиной горишь –
неопальною...
*** Голгофа
Святые страницы привычно
Стремишься перевернуть.
Вдохнуть сырость рощи масличной,
Представить единственный путь,
Крутой переулок, дорогу,
Тот холм, ту пустыню окрест,
Тот шаг, от которого дрогнет
Мой смертный невидимый крест,
Ту боль, ту молитву, страданье,
Которое – жизни итог,
Когда пробуждается тайно
В душе – побеждающий Бог.
*** Пасхальное утро
Сегодня будет одинок
Мой день и светел.
Лишь ветер солнечный у ног,
Лишь ветер.
Я рано, рано выйду в сад,
Готова к чуду.
И вдруг почувствую Твой взгляд
Везде, повсюду.
И я услышу тихий зов
Сквозь шелест крылий,
Сквозь возгласы учеников –
Я здесь, Мария!
От слов Твоих – такая тишь,
И слезы льются...
Но Ты, как облако стоишь,
Нельзя коснуться.
*** Светлая Седмица
Быть может, дождь шумел во мгле,
Быть может, капли чистых слез...
Прошел в час этот по земле
Уже невидимый – Христос.
Воскрес и замер птичий гам,
Поднялся ветер, снова стих...
Приблизившись к ученикам,
Христос, как луч, прошел меж них.
Возник, исчез, сводя с ума,
И вновь возник у той черты,
Минуты той, когда Фома
Вложил в следы от ран – персты.
И в этот миг, как будто звон
Раздался с плачущих небес.
Фома воскликнул: Это – Он,
Я верю, верю, Он – воскрес!
Так и сейчас – шумит во мгле
Не дождь, потоки чистых слез.
В час этот ходит по земле
Уже невидимый – Христос.
***
Миг Вознесенья. Сквозь простор -
Крестообразный прочерк линий.
Цвет вечности, цвет темно-синий,
И взгляд Христа. Земной укор
Все тише. Ввысь крута дорога,
Уже не человека взор,
Но строгий взгляд Живого Бога.
И возгласы учеников
Сын Возносящийся не слышит,
Но лишь Отца далекий зов,
Тот зов, что облака колышет.
И нет пространств, и нет времен...
Сокрытый облаком туманным,
Христос уже не виден... Звон,
Звон вечности, и в сердце – рана.
И кровь сочится, как вода...
Но навсегда уже над нами –
Взгляд Сына, чистый, как звезда,
И обжигающий, как пламя.
*** "И облако взяло Его..."
Дождь – печали итог.
Время придет потока.
Каждое облако – Бог,
Скрытый до срока.
Чудо будет без нас.
Дождик с утра прольется.
Птицы узнают час,
Час, когда Бог вернется.
Будет июньский день
Птичьим криком встревожен.
Дом твой накроет тень
Облака Божья.
Не перестанет лить
Дождь на черешни.
Сын вернется судить
Праведников и грешных.
*** Троица
Душа не счастья ищет, но
Того, о чем сказал давно,
Когда-то, из великих кто-то –
Той музыки, в которой ноты
Земные больше не слышны,
Того блаженного полета,
Где ветр и крылья не нужны,
Той точки, где стоят на страже,
Три Ангела вкруг светлой чаши,
И Их взаимное склоненье
Смиряет наших душ волненье.
***
«И поверг Ангел серп свой
на землю, и обрезал виноград
на земле и бросил в великое
точило гнева Божия.» Откр., гл.14
Чем дальше проходишь по
прахом пропитанной тверди,
туда, где плоти прибой
становится кружевом смерти,
пеной, что тает, плеща,
застывает мгновенной рамкой,
становится каймою плаща,
что влечет за собою ангел,
тот, что ласкает серпом
жизни былинки былые,
крылья сложив горбом –
пепельно-голубые...
Чем дальше проходишь, тем
ниже склоняешься, ниже
к былинке, к сухой черте,
последней, осенне-рыжей,
радуясь, что погиб
чувствуя свежесть льняного
савана, повторяя изгиб
лезвия светло-стального,
благословляя зубец
каждый, острие живое...
Веруя – жизни рубец
позарастет травою....
***
«Так будет и в тот день,
когда Сын Человеческий явится»
Лк, 17:30
Не этого ли дня, о котором Лука говорил, ты ждешь,
Не этого ли дня морозный над домом иней?
Не этого ли дня все сжигающий снежный дождь –
Дня второго пришествия Сына?
Не в этот ли день будешь меня ты звать,
А я не услышу тебя, слушая голос вещий,
Не в этот ли день ты не сможешь вернуться, взять
Оставленную в доме жизнь, забытые с жизнью вещи?
Не этого ли дня ты ждешь, о котором говорил Лука,
Не этого ли дня тянется нас разделяющая дорога,
Не этого ли дня снежная нас режет мук/а –
Сына Пришествия дня Второго?
Не в этот ли день буду я звать тебя,
Не в этот ли день голосом тишину разрушу,
Не в этот ли день, душу свою губя,
Я спасу твою, если не жизнь, то душу?
Не этого ли дня ты ждешь, о котором Лука говорил,
Не этого ли дня над домом дождь, все сжигающий, снежный,
Не этого ли дня предчувствие Бог нам дарил –
Дня разделения всех – на праведников и грешных?
К УСПЕНЬЮ БОГОРОДИЦЫ
***
Что в душе отозвалось,
Промелькнуло, как лента?
Легок облачный парус,
Невесома легенда.
Из дождинок цепочка,
Как пропетое слово.
К тени вечера прочно
Остов тучи прикован.
Как к протяжной руладе
Мчится птичие пенье,
Август тянет к прохладе,
Август тонет в Успенье.
Слово дальнее слаще,
Чудо давнее просто –
С облаками спешащий,
Опоздавший Апостол.
Чудо – ласточка веры.
Слезы первые смою,
Застывая пред Девой
Рядом с бедным Фомою.
Легок для Вознесенья
Свежий воздух осенний.
Вместо тела Пречистой –
Поясок золотистый...
***
Утром летним, дождливым, ранним-то,
Видишь, ангелы делом заняты –
Ризу влажную ткут – дождевицу,
Богородице – плащаницу,
Чтоб нетленное тело тканию
Утром летним – окутать – ранним.
В каждой капле заплачет колокол,
За апостолом послано облако,
Чтоб успел каждый брат речистый
К дню Успенья успеть, к Пречистой...
Делом заняты ангелы важным –
Дождевицу ткут Деве – влажную,
Утром летним, дождливым, ранним,
Чтоб открылось Фомы опозданьем
И ему, и апостолам-братьям,
Что нетленное тело взято
В третий день по Ее кончине,
В небеса, одесную Сына...
Видишь, утром дождливым, ранним-то
Плащаницу ткет Деве ангел-то...
К ПОКРОВУ БОГОРОДИЦЫ
***
Иль вечер чуток в час чудес
К властительному ветра пенью? –
В нем голос Бога тонет тенью
И тянет к тяжести словес...
К простору рвется кровь и кров,
Пространство дней равно простору,
И Божий суд смягчен укором,
Как сумрак снегом, на Покров.
Душа! В час этот замирай...
Ты чаешь час, число заранье...
Изранена рыданьем ткани,
Мария-Дева с замираньем
Из Рая переходит в Рай...
***
Слова, поникшие как травы,
Как будто стали тише. Пусть.
Пусть распрямляет их не слава,
Не торжество, а только грусть.
Из грусти соткан в дни Покрова
Прозрачный воздуха узор,
Как плат, раскинутый над кровом,
Пречистой Девы омофор.
Плеск ткани, словно утешенье,
Как еле слышимый ответ,
И вторит каждому движенью
Сквозь ткань прошедший – ранний свет,
Свет, что становится основой
Все возрастающего дня...
И снова вспыхивает слово,
Как от случайного огня...
АНГЕЛЫ
***
Над тобой, надо мной, надо всем –
Ангелов, держащих чаши,
Этих светлых вершителей – ровно семь,
А Голос – только один, говорящий
Слова последнего земного напева:
Идите
и вылейте
семь чаш
Божьего гнева...
*** Ангелу на иконе
Сойди на мгновенье с иконы,
Чтоб сжали пространство крыла,
Чтоб свет там, в дали заоконной,
Померк пред твоим, словно мгла.
Чтоб я поняла – ты оттуда,
Чтоб в сердце твоя тишина
Вошла, разрываясь, как чудо,
Натягиваясь, как струна.
Чтоб жизнь, что еще не истлела,
Твоей подражала, учась,
Росла, трепетала, горела,
Как в первый свой утренний час.
Войди в эту жизнь на мгновенье.
О, сколько бы дней не прошло!
Я вспомню твое воплощенье,
Найдя на странице перо...
Оно – как предчувствие крыльев,
Которыми дарит судьба.
И я за тобой без усилья
Взлечу... Если верю в тебя.
***
Ангел на моем столе –
Строгий абрис легких крыльев,
Обведенных без усилья,
Будто бы лучом во мгле.
Тем, рожденным в вышине,
Тем, разящим в сердце метко...
Дар небесный, статуэтка,
Стала неземной вдвойне.
Обжигает этот свет,
Этот луч, во тьме разящий.
Что же мне сказать в ответ
Силе, надо мной парящей?
Ангел, в этой тишине,
На простор небес похожей,
Твой далекий Образ Божий
Раскрывается во мне.
***
Ангелы Божьи, кажется, словно,
День погубленный голубят словом,
Весточкой-ветвью, лезвием-лестью,
Медлящим, грех отпускающим жестом,
Ждущим, жаждущим возвращенья
К жизни-жалости-униженья...
Кажется, словно ангелы Божьи,
День неотмоленный словом тревожат -
Линией слова, взволнованно-ломкой,
Легкой легендой ленты-поземки,
Той, что вкруг жизни бережно медлит,
Жалит, ранит, арканит в петли...
В петли-капли когда-нибудь канем,
То ли – ангелом, то ли – камнем...
В петле той, где начало ленты,
В петле той, где конец легенды...
Долгий день искажен, изломан
Лестью-ласточкой, ложью-словом.
Камнем ли слово в безмолвие канет,
Или – слово ангелом глянет?
***
Кто обо мне негромко
Плачет за дверью тверди?
Жизни ломкая кромка
Бьется тропой бессмертья.
Строкой, каменистым руслом....
Жаль, что вступаешь поздно...
Отблеск снежинок тусклый
Равен уколам звездным.
Пытками – путь оббитый,
Путь – бичами размечен...
Укол за уколом – свитый
Звездный терновый венчик.
Сбита тропа – до глянца,
Бог ее – мне уступает.
Но не угнаться за Агнцем,
Следом во след ступая...
АПОСТОЛЫ И СВЯТЫЕ
***
«Над заштопанным неводом наклонился Андрей»
Я еще Бога не встретил...
Словом призывным согрей!
Я над заштопанной сетью
Бьюсь, Первозванный Андрей.
Сколько б я не жил на свете,
К голосу я не привык
Божьему... – бросивший сети,
Бросивший жизнь ученик.
Лодка готова к отплытью,
Я не рыбак – словолов –
Голоса штопаю нитью
Невод, сдержавший улов.
Слухом привычно отобран
Тихий шелковый звук.
Голоса нитью заштопан
Невод, что брошен и сух...
*** Михаил-Архангел
Пламя хлопьев,
Огонь заоконный,
И подобьем –
Дыхание крыл,
Что раскрыл,
На мгновенье с иконы,
Ангел-воин,
Святой Михаил –
Охранитель
Небесного тыла,
Тени-нити,
Смерти-черты...
Сердце чувствует
Путь высоты,
И присутствие
Гневной силы,
Чья святая десница
Крепка –
Серафимы – как птицы,
Как звенья,
Вечный сонм,
О котором строка,
Как огнем,
На листах Откровенья –
Стих седьмой из срединной главы –
О падении сил сатаны...
*** Святая Вероника
Тень моя на твоем пути – тоже
веха, которая ждет, тревожит,
как
ориентир, осторожный знак
беды, или счастья... Знает кто же?
Веха, ветвь... Подними, урони-ка,
как различить-то издалека,
имя ли тронет мое – Вероника,
незаживающая века
рана, льнущая к дням легенда,
плат, продетый в ущелье-ушко
времени, ставший нетленною лентой –
эхо легенды летит далеко...
Тысячелетия стали далью,
стынет, тянется имя-вздох,
тени событий длиннее стали
в линзе льющихся вех-эпох.
Тенью тянусь я нощно и денно...
Кто я для тьмы? – одна из заплат...
Верная времени тень – нетленна,
верный тени – нетленен плат.
*** Плат Вероники
Опушенная налетом смерти жизнь, ее быль и небыль,
Едва успевающие за жизнью облака –
Впадают в то, над холмом расколовшееся небо,
Плоть принимающее, если плоть бессмертна и легка.
И даже эти, первой травой опушенные тропы,
И берез вдоль них, едва успевающий за ветром ряд,
Впадают там, в бесконечности, в холм Голгофы,
Там, где жду Тебя я, Вероника, подающая плат,
Свое головное, втрое сложенное покрывало,
Полотна льняного белесый блик, –
И Ты пот бессмертный отираешь жестом усталым,
И на покрывале остается нерукотворный Лик.
И Ты стираешь жестом усталым, повторным,
Отираешь с лица бессмертные пот и кровь,
И на ткани грубой остается нерукотворный,
Лик Твой и взгляда всепрощающая любовь...
Грубого льна кусок, словно души истосковавшейся обрывок,
Ты им – смертную свою стираешь печаль,
И в душе остается – душу преображающая печать –
Лик Твой нерукотворный, Образ Твой молчаливый...
МОЛИТВА
Эти минуты с утра, до молитвы,
до слов, до шепота "Отче наш",
когда мысль не отвлечена
от сна, в комнате светлой, залитой
солнцем, которое с закрытыми глазами
чувствуешь, когда птичьими голосами
только нарушена тишина,
эти минуты, когда не дремлешь
уже, но боишься яви,
и мира, его равнодушной славы
душой отрешенною не приемлешь...
Эти минуты – еще не время,
но вечности капля, зерно и семя,
что однажды, занесенное в душу,
по мере того, как проходят годы,
пробьется ростками покоя, свободы,
траву земную забьет, заглушит...
*** Молитва галок
Крик галок морозным
Утром уходит в высь.
Утро, которое розно
Встречаем... Молись,
Так, как они. Как волны
Всплески их голосов.
Снова пространство полно
Первым подобьем слов.
Слов, что услышаны будут
Где-то, когда-то, там...
Пусть, вместо слов, разбудит
Ангелов птичий гам.
Мы умеем молиться
Только лишь в смертный час.
Пусть этим утром птицы,
Птицы заменят нас...
***
После молитвы душа, как впервые, тиха,
Как жизнь, освобожденная от греха.
Проще, выше, повторенные за Господом слова,
Потому что их произносишь тише, едва-едва,
Дверь затворив, тайно молитву творя:
«Да будет воля, да будет воля Твоя...»
После молитвы душе слышна
Жизни будущей тишина.
Потому что не нужно праздных и долгих фраз –
Тайное Видящий, явно тебе воздаст,
Знающий прежде, чем сможешь ты произнесть:
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь»
После молитвы душа еще горяча,
Как только что потушенная свеча,
После молитвы, уступающей место такой тишине,
Что слова, вознесенные на ее огне,
Преследуют жаждущего как мираж:
«Отче наш: Отче наш, Отче наш...»
Потому что в пустыне лет
Это – единственный, найденный тобою ответ.
***
Свете тихий, светом исходишь,
Озаряя позор пустоты,
Божий праведник, Ты проходишь,
На запад солнца проходишь Ты.
Ты проходишь – на солнца запад,
За меня держащий ответ,
Весть отверженных, слава слабых,
Бог, бредущих Тебе во след.
Я Тебя узнаю по стуку,
В горсть вбиваемого гвоздя,
Повторяя за мукой муку,
Проходя, где пройти нельзя.
Свете тихий, лучами режешь
Пустоту, озаряя позор,
Слабых славящий, душу держишь,
Выжигая печать-узор.
Прожигая лучом до донца,
Скальпель божеского огня,
Ты проходишь на запад солнца,
Ты, держащий ответ за меня.
МИР БОЖИЙ
***
Я видел умирание зимы.
Как бы небес последний вызов.
Из хаоса, из кутерьмы
Снег падал, превращаясь в ризу.
И хлопьев влажность, густота
Как бы за плечи обнимала,
Как одеяние Христа,
Печалью сердце исполняла.
И вместе с хлопьями кружа,
Не зная этим дням названья,
Березы белая душа
Была готова к покаянью.
Склонялись тонкие стволы,
В небесную сливаясь млечность,
Как будто выводя из мглы,
За грань земную, в бесконечность.
***
Капля ладонь прожгла,
Капля, в пути осмелевши,
Видно, смахнул с крыла,
Ангел, вдруг пролетевший.
След небесный глубок,
Ярок в ночи пустынной,
Капли свет пересек
Нить лесной паутины.
Первая нить тонка,
Вряд ли завяжешь узел.
Первая нить хрупка –
Неба с землею узы.
Те, что нарушат ха/ос
Запаха листьев, тлена,
Капли путь, словно ось
Облетевшей вселенной.
Встань на этой оси,
Может быть, Бог не сбросит.
Ангела попроси,
Чтоб не кончалась осень.
Чтоб каждый лист летел
В облаке, словно в нише,
Зная, его предел
Не на земле – а выше.
*** Роща
Теряя веру, никнут до земли,
Слова, как травы, разрывая звенья
Забвенья слов, которые росли,
Как, безответные цветы-деревья.
Средь них ты жил, тревожил, чтил, читал,
Одолевал пробела пропасть-прочерк,
Листая лист, который отлетал,
Когда простором разрывалась роща.
Снег роще придавал прощенья тон,
И снежный прах распахивался эхом,
Переходившим за страницей в стон,
Когда клонилась роща ветвью-вехой,
Чтоб ты признал: «склоненье – знак любви»,
Чтоб мысль вживалась бережно в тетрадку,
Гоня огонь той верности в крови,
К которой возвращаешься украдкой,
Прощаясь с рощей, листьев вороша
Ноябрьский рой под снеговою сенью,
И повторяя: «Это лишь душа,
Готовая, как роща, к вознесенью...»
***
Глянет душа лепестком огня,
Каплей дождя в вышине...
Что же утешит, минуя меня,
в прежде живой тишине? –
дали-ладони бездонный овал,
шелест ладоней-крыл,
слово, которое не сказал,
или сказать забыл,
лира, вернувшая славой – звук,
лавровый гул в углу,
жест, оборвавший разлуку рук,
рук голубиную мглу,
кипа тетрадей, утративших слов
влагу, холод, тепло,
веер дв/ерей, темница-кров –
время сквозь них ушло –
жизни подвешенной волос-жгут,
розы поспешный обман,
иль – та страница, где Страшный Суд
мне предсказал Иоанн?
*** Канун Филипповского поста
Ладони-бабочки жмутся к огню.
Теплом – одиночество слижет.
Время пробирается к апостольскому дню –
все ближе.
К точке,
дающей равновесие календарю,
к строчке,
которую наугад творю
на разлинованном листочке,
к стиху, из строчек сплетенному,
к строке-пути в бездорожье,
к стиху, скрепленному
только – дыханьем Божьим...
К ладану, медленному огню
лампы-лампады,
к началу зимы, непорочному дню –
апостола-брата...
*** Полет ласточки
Слух – к звуку далекому ластится.
Звук – тающий шлейф за касаткой.
Полет по касательной ласточки –
Лишь суть бытия и порядка.
А ласточка – часть, средоточие,
Комочек в небесной пучине...
Пунктирами звуков простроченный –
Простор вдруг провис паутиной,
Из голоса слаженной сетью,
Ловушкою рвущейся, тающей,
Служащей преградой для света,
Но – ангелов пропускающей,
Той сетью, что тянется волоком,
Себя задевая, как эхо,
В которой запуталось облако
И встало над жизнью, как веха.
Слух ластится к звуку далекому,
Звук – шлейф за касаткою тающей,
Арканящий легкою облако,
Но – ангелов пропускающий.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Глас неба – все для песнопевца,
Он видит Деву и Младенца,
А там – Иосифа вдали...
Свеча исходит светлым дымом
И Ангел с воинством незримым
Идет по снеговой пыли.
И метит бедные пороги,
И освещает те дороги,
Что так пустынны на земли,
Дороги те, что замели,
Сокрыв убогость жизни, ветры,
И ты застигнут этим светом,
Остановись, ему внемли.
Пространства тропы нам не внове,
А жизни суть – в едином слове,
Еще не найденном, дана...
Но луч звезды, летящий косо,
Быть может, есть тот отголосок,
В котором тайна нам слышна.
Рассеян свет в метели млечной,
И звук, из недр идущий вечных,
Зовется просто – тишина.
Нить жизни не защищена.
Смерть – есть мгновение разрыва...
Душа в потоке слез, как ива,
Склонившись, плачет, что грешна.
Так плачет только Мать о Сыне,
Но влагу сковывает иней,
Все погружая в снежный сон,
И мыслью мир пленен простою,
Что он спасется красотою,
Когда-нибудь, в конце времен.
Ты помнишь строки о расплате?
Семь Ангелов сорвут печати,
И мир об этом извещен
Мгновенно станет тем, что он
Разбужен будет трубным гласом,
Час этот станет смертным часом
Для тех, кто злобой сокрушен.
И каждый станет одинок,
И будет распростерт у ног
Вернувшегося Сына Божья.
И это будет лишь предел
Для грешных душ, для грешных тел –
Прощанья час с земною ложью.