Николай Васильевич Гоголь

Размышления
о Божественной литургии  

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
(от автора)

ВСТУПЛЕНИЕ

Священник, которому предстоит совершать литургию, должен еще с вечера трезвиться телом и духом, должен быть примирен со всеми, должен опасаться питать какое-нибудь неудовольствие на кого бы то ни было и с вечера должен уже, прочитав положенные молитвы, пребывать мыслию во святыне того, что предстоит ему на утре, чтобы и самая мысль его заблаговременно освятилась и облагоухалась. Взошедши в церковь, вместе с диаконом, поклоняются они оба пред Царскими вратами, целуют образ Спасителя, целуют образ Богородицы, кланяются всем стоящим направо и налево, испрашивая сим поклоном себе прощения у всех, и входят в алтарь, произнося в себе псалом: Вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему в страсе Твоем, и, приступив к престолу (лицом к востоку), повергают пред ним три наземных поклона и целуют самый престол и лежащее на нем Евангелие, как бы Самого Господа, сидящего на престоле, и приступают к облачению себя в священные одежды, чтобы отделиться не только от других, но и от самих себя, ничего не помнить в себе похожего на человека, занимающегося ежедневными житейскими делами, и чтобы напомнить с тем вместе о всей великости предстоящего служения.

От времен апостольских уже употреблялась при богослужении эта отличная от других одежда. Хотя и не могла гонимая Церковь придать ей всего нынешнего великолепия, но строго предписывалось уже издавна, чтобы пресвитер не являлся на служение в своей повседневной одежде и чтобы никто из клира не смел выйти на улицу в той одежде, которую имел на себе во время служения. Облекая себя в сии сияющие одежды, служители Церкви должны облекаться в высшие сияющие доблести душевные. Посему всякое облачение сопровождается словами, выбранными из псалмов и раскрывающими глубокое значение облачений, дабы не отлучилась куда-нибудь в сторону мысль священнослужителя, занятого таким обыкновенным делом, каково одевание, но настроилась бы и самим сим одеянием к высокому служению, и предстал бы он, подобно Аарону одетый великолепно, и телом, и духом, перед страшный престол Всевышнего, да не умрет духовно!

И священник, и диакон, принимая в руки одежды свои, творят каждый по три поклона к востоку и произносят в себе:

Боже, очисти мя грешного и помилуй мя. Держа в руках стихарь с орарем, диакон просит иерея, да благословит то и другое. Получив благословение, он отходит в сторону и облачается так: сначала надевает стихарь, то же, что у священника подризник, который есть почти то же, что тресновитая риза у ветхозаветных священников. Подризник всегда бывает светлого, блистающего цвета, в знаменование светоносной ангельской одежды и в напоминание непорочной чистоты сердца, какая должна быть неразлучна с саном священства. Диакон, облачаясь в стихарь, равно как и священнник, когда надевает подризник, произносит: Возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждою веселия одея мя, яко жениху возложи ми венец и яко невесту украси мя красотою. Затем, поцеловав орарь, узкое, длинное лентие, возлагает его на левое плечо свое. Орарь есть собственно принадлежность диаконского звания: им подает диакон знак к начинанию всякого действия церковного, воздвигая народ к молению, певцов к пению, священника к священнодействию, себя к ангельской быстроте и готовности в служении. Ибо, во время литургии, звание диакона есть то же, что звание ангела на небесах: самим сим возложенным на его плечо тонким лентием, развевающимся на нем, как бы в подобие воздушного крыла, и хождением своим по церкви изобразует он, по слову Златоуста, ангельское летание. Потом надевает диакон поручи, или нарукавницы, которые стягивают у самой кисти его руки для сообщения им большей свободы и ловкости в отправлении предстоящих священнодействий. Надевая их, помышляет он о всетворящей и вседействующей повсюду силе Божией. Падевая на правую, произносит он: десница Твоя, Господи, прославися в крепости; десная Твоя рука, Господи, сокрушии враги, и множеством славы Твоея стерл ecu супостаты. Надевая на левую руку, помышляет о самом себе, как творении рук Божиих, и молит Его, своего Творца, да руководит его верховным свышним Своим руководством, говоря так: Руце Твои сотвористе мя и создасте мя; вразуми мя, и научу ся заповедем Твоим.

Священник облачается таким образом. Вначале благословляет и надевает стихарь, сопровождая сие теми же словами, какими сопровождал и диакон; но вслед за стихарем надевает уже не простой одноплечный орарь, но двухплечный, который, покрыв оба плеча и обняв шею, соединяется обоими концами на груди его вместе и сходит в соединенном виде до самого низа его одежды, и, называясь епитрахилью, знаменует излияние благодати свыше на священника, почему и сопровождается это величественными словами Писания: Благословен Бог, изливаяй благодать Свою на священники Своя, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его. Затем надевает поручи на обе руки свои, сопровождая теми же словами, как и диакон, и препоясует себя поясом сверх подризника и епитрахили, дабы не препятствовала ширина одежды в отправлении священнодействий и дабы сим препоясанием выразить готовность свою; ибо препоясуется человек, собираясь в дорогу, приступая к делу и подвигу: препоясуется и священник, собираясь в путь и дело небесного служения, и взирает на пояс свой как на крепость силы Божией, его укрепляющей, почему и произносит: Благословен Бог, препоясуяй мя силою, и положи непорочен путь мой, совершаяй нозе мои, яко елени, и на высоких (т.е. в дому Господнем) поставляяй мя. Если же он облечен при этом званием высшим иерейского, то привешивает к бедру своему четвероугольный набедренник, который знаменует духовный меч, всепобеждающую силу слова Божия, в возвещение вечного ратоборства, предстоящего в мире человеку, – ту победу над смертию, которую одержал Христос, да ратоборствует бодро бессмертный дух человека противу тления своего. Потому и вид имеет сильного оружия брани сей набедренник и привешивается на поясе у чресла, где сила у человека, и сопровождается сие воззванием к Самому Господу: Препояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, красотою Твоею и добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради и кротости и правды, и наставит тя дивно десница Твоя. Наконец, в завершение, надевает иерей фелонь, верхнюю, всепокрывающую одежду, в знаменование верховной, всепокрывающей правды Божией, и сопровождает сими словами: Священницы Твои, Господи, облекутся в правду и преподобнии Твои радостию возрадуются всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

И, одетый таким образом, священник предстает уже другим человеком. Каков он ни есть сам по себе, как бы ни было мало его достоинство, но все стоящие во храме глядят на него, как на орудие Божие, которым наляцает Сам Дух Святой. Как священник, так и диакон умывают руки свои, сопровождая умовение чтением псалма: Умыю в неповинных руце мои, и обыду жертвенник Твой, Господи, и, повергнув по три поклона с молитвенными словами: Боже, очисти мя грешного и помилуй! – должны встать они, омытые и просветленные, подобно сияющей одежде своей, ничего не напоминая в себе подобного другим людям, но подобясь сами скорее сияющим видениям, чем людям.

Приступив к жертвеннику, или предложению, иерей берет одну из просфор, с тем чтобы изъять средину с печатью, ознаменованною именем Иисуса Христа, как бы изображая уже сим самым изъятие плоти Христа от плоти Св. Девы. Помышляя, что рождается принесший в жертву Себя за весь мир, он как бы видит в хлебе агнца, приносимого в жертву; в копии, которым должен изъять, как бы жертвенный нож, имеющий вид копья, в напоминание того копья, которым было прободено на кресте тело Спасителя. Не сопровождает он теперь своего действия ни словами Спасителя, ни словами свидетелей, современных случившемуся; не переносится мыслью к тому именно времени, когда совершилось сие принесение в жертву: то предстоит впереди, в последней части литургии, а к сему предстоящему он обращается издали прозревающею мыслию. Как люди, о которых сказано, что во тьме увидели свет, глядит он на свет, впереди идущий; как прозирал Исаия орлиным пророческим прозрением из своего настоящего в будущее, так из сей проскомидии глядит он пророчески на предстоящее впереди священнодействие и, соединяясь в мысли с пророком, сопровождает всякое действие словами его, из тьмы веков предрекавшими будущее чудное рождение, жертвоприношение и смерть. Водружая копие в правую сторону печати, произносит слова: Яко овча на заколение ведеся; водрузив потом копие в левую сторону, произносит: И яко агнец непорочен, прямо стригущаго его безгласен, тако не отверзает уст своих. Водружая далее копие в верхнюю сторону печати, говорит: Во смирении Его суд Его взятся. Водрузив наконец в нижнюю часть, произносит слова пророка, погруженного в размышление о дивном происхождении осужденного Агнца: Род же Его кто исповесть? Приподъемлет потом копием вырезанную середину хлеба, произнося: Яко вземлется от земли живот Его, – и крестовидно разрезывает его, произнося: Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение. Потом водружает копие с правой стороны, напоминая, вместе с заколением жертвы, прободение ребра Спасителева, совершенное копьем стоявшего у креста воина, и произносит: Един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода; и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его. Слова сии служат, вместе с тем, знаком диакону ко влитию в святую чашу вина и воды. Диакон, взиравший благоговейно на все совершаемое иереем, с произношением слов внутри самого себя: Господу помолимся, – вливает, наконец, вина и воды в чашу, испросив благословения у иерея на сие соединение. Таким образом приготовлены и вино, и хлеб, да пресуществятся потом, во время предстоящего величайшего священнодействия.

Затем, по древнему святому обычаю и чину первенствующей Церкви, приступает священник к другим просфорам, дабы, изъяв от них части в воспоминание усопших и живущих, положить на том же дискосе, возле того же святого хлеба, образующего Самого Господа. Взявши в руки вторую просфору, изъемлет он из нее частицу, в честь и память Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, и полагает ее по правую сторону святого хлеба, произнося из псалма пророческое слово: Предста Царица одесную Тебе, в ризы позлащенны одеяна, преукрашена. Потом берет третью просфору, в воспоминание святых, и тем же копием изъемлет из нее девять частиц в три ряда, по три в каждом. Изъемлет первую частицу в честь и память св. Иоанна Крестителя; вторую – пророков, третью – апостолов, и сим завершает первый ряд и чин святых. Затем изъемлет четвертую частицу в память святителей, пятую – мучеников, шестую – преподобных и Богоносных отцов и матерей и завершает сим второй ряд и чин святых. Потом изъемлет седьмую частицу в память чудотворцев и бессребренников, восьмую – Богоотец Иоакима и Анны и святого, егоже день, девятую – Иоанна Златоуста или Василия Великого, смотря по тому, чья совершается в тот день литургия, и завершает сим третий ряд и чин святых, и полагает все девять изъятых частиц на святой дискос возле святого хлеба, по левую сторону. И Христос является среди Своих ближайших, во святых обитающий зрится видимо среди святых Своих. Принимая в руки четвертую просфору за всех живых, изъемлет из нее частицы за все епископство православных, Святейший Синод и патриархов, за царствующего Императора и весь Дом Августейший, за православных христиан, поименно, кого захочет помянуть или о ком просили его помянуть. Затем берет иерей последнюю просфору и изъемлет из нее частицы в поминовение всех умерших, прося в то же время об отпущении им грехов их, начиная от патриархов, царей, создателей храма, архиерея, его рукоположившего, если он уже находится в числе усопших, и до последнего из христиан; изъемлет также за каждого, о ком его просили, или за кого он сам восхочет изъять. В заключение же всего испрашивает и себе отпущения во всем и также изъемлет частицу за себя самого; и все эти частицы, представляющие собою тех, кто поминается при священнодействии, иерей полагает на дискосе возле того же святого хлеба, внизу его. Таким образом, вокруг сего хлеба, сего Агнца, изобразующего Самого Христа, собрана вся Церковь Его, и торжествующая на небесах, и воинствующая на земле. Сын Человеческий является как бы среди человеков, ради которых Он воплотился и стал Человеком. Взяв губку, священник бережно собирает ею и самые крупицы на дискос.

Отошедши от жертвенника, поклоняется иерей, как бы он поклонялся самому воплощению Христову, и приветствует в сем виде хлеба, лежащего на дискосе, явление небесного хлеба на земле, воздает ему честь каждением фимиама, произнесши молитву: Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш., в воню благоухания духовного, еже прием в пренебесный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать Пресвятаго Твоего Духа.

Переносясь мыслию ко времени, когда совершилось Рождество Христово, возвращая прошедшее в настоящее, иерей видит в предложении как бы таинственный вертеп, в котором благоволил родиться и возлежал Спаситель мира. Окадив звездицу и постановив ее на дискосе, видит в ней как бы звезду, приведшую волхвов к яслям, где возлежал Богомладенец, почему и произносит слова: И пришедши звезда, ста верху идеже бе Отроча. Окадив первый покров, покрывает им святой хлеб с дискосом, произнося псалом: Господь воцарися в лепоту облечеся... и проч., – псалом, в котором воспевается дивная высота Господня. Окадив второй: покров, покрывает им святую чашу, произнося: Покры небеса добродетель Твоя, Христе, и хвалы Твоея исполнь земля.w Взяв потом большой покров, называемый святым воздухом, покрывает им и дискос, и чашу вместе, взывая к Богу, да покроет нас кровом крыл Своих, и, отошед от предложения, покланяется, как покланялись пастыри и цари Богомладенцу, и кадит пред вертепом, изобразуя в сем каждении то благоухание ладана и смирны, которые были принесены вместе с златом мудрецами.

Диакон же по-прежнему соприсутствует внимательно иерею, то произнося при всяком действии: Господу помолимся! – то напоминая ему о начинании самого действия; наконец принимает из рук его кадильницу и напоминает ему о молитве, которую следует вознести ко Господу о сих для Него приуготовленных дарах, словами: О предложенных честных дарех, Господу помолимся! – и священник приступает к молитве. Хотя дары эти не более, как приуготовленные только к самому приношению, но так как отныне ни на что другое уже не могут быть употреблены, то и читает священник молитву, предваряющую о принятии сих предложенных к. предстоящему приношению даров, и в таких словах его молитва: Боже, Боже наш, небесный хлеб, пищу всему миру, Господа нашего и Бога Иисуса Христа пославый, Спаса и Избавителя и благодетеля, благословяща и освящающа нас, Сам благослови предложение cue и приими е в пренебесный Твой жертвенник, помяни, яко благ и человеколюбец, принесших, и ихже ради принесоша, и нас неосуждены сохрани во священнодействии Божественных Твоих таин, – и творит, вслед за молитвою, отпуст проскомидии. Диакон же кадит предложение и потом крествовидно святую трапезу, и, помышляя о земном рождении Того, Кто родился прежде всех веков от Отца, произносит в самом себе: Во гробе плотски, во аде же с душою, яко Бог, в раи же с разбойником и на престоле был ecu, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный, – и выходит из алтаря, с кадильницей в руке, чтобы приветствовать всех собравшихся на святую трапезу любви и наполнить благоуханием всю церковь. Каждение это совершается всегда в начале службы, как и в жизни домашней всех древних восточных народов предлагались всякому гостю при входе омовения и благовония. Обычай этот перешел на это пиршество небесное, на Тайную вечерю, носящую имя литургии. Кадя и покланяясь всем равно, и богатому, и нищему, диакон, как слуга Божий, приветствует их всех, как гостей, наилюбезных: небесному Хозяину; кадит и покланяется в то же время образам святых, ибо и они суть гости, пришедшие на Тайную вечерю – во Христе все живы и неразлучны. Наполнив благоуханием храм, он возвращается потом в алтарь и, вновь обкадив его, полагает наконец кадильницу в сторону и подходит к иерею. Оба вместе соединяются и становятся пред святым престолом.

Став пред святым престолом, священник и диакон три раза покланяются и, готовясь начинать настоящее священнодействие литургии, призывают Духа Святого. Дух – учитель и наставник молитвы. О чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы, говорит апостол Павел, но Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными. Моля Святого Духа, дабы вселился в них и, вселившись, очистил их для служения, и священник, и диакон повторяют песнь, которою приветствовали ангелы Рождество Иисуса Христа: Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение! Пред этим временем (именно, с начатием чтения Часов) отдергивается церковная завеса, знаменующая мысленные горние двери, которые отверзаются только тогда, когда следует подъять мысль свою к высшим, горним, предметам. Здесь отверзание горних дверей, вслед за песнею ангелов, возвещает, что не всем было открыто Рождество Христово, что узнали о нем только ангелы на небесах, Мария с Иосифом, волхвы, пришедшие поклониться, да издалека прозревали его пророки. Священник и диакон произносят в себе: Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою! Священник целует Евангелие, диакон целует святую трапезу (престол) и, преклонив главу свою, напоминает так о начинании литургии: тремя перстами руки подъемлет орарь свой и произносит: Время сотворити Господеви: владыко, благослови! И благословляет его священник словами: Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Диакон, помышляя о предстоящем ему служении, в котором должен уподобляться ангелу летанием от престола к народу и от народа к престолу и, собирая всех во едину душу, быть, так сказать, святою возбуждающею силою во время служения, чувствуя при этом свое недостоинство, недостаток в себе чистоты душевной, молит смиренно иерея: Помолися о мне, владыко! – Да исправит Господь стопы твоя! – ему ответствует на то иерей. – Помяни мя, владыко святый! – Да помянет тя Господь Бог во царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков! Тихо, ободренный глаголом, диакон произносит: Аминь, – и выходит из алтаря северною дверью к народу, и, взошед на амвон, находящийся противу Царских врат, повторяет еще раз в самом себе: Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою! – и, обратившись к алтарю, взывает уже во всеуслышание к иерею: Благослови, владыко! Из глубины святилища возглашает на то иерей: Благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа... и литургия продолжается.

ЛИТУРГИЯ ОГЛАШЕННЫХ

Вторая часть литургии называется литургиею оглашенных. Как первая часть, проскомидия, соответствовала первоначальной жизни Христа, Его рождению, открытому только ангелам: да немногим людям, Его младенчеству и пребыванию в сокровенной неизвестности до времени явления в мир, так вторая соответствует Его жизни в мире посреди людей, которых огласил Он словом истины. Называется она литургиею оглашенных еще потому, что в первоначальные времена христианства к ней допускались и те, которые только готовились быть христианами, еще не приняли Св. Крещения и находились в числе оглашенных. Притом самый образ ее священнодействий, состоя из чтений Апостола и Св. Евангелия и более общих молитвословий, есть уже преимущественно огласительный.

Иерей начинает литургию возглашением из алтаря: Благословенно царство Отца и Сына и Святого Духа... Так как через воплощение Сына ведомо стало миру таинство Троицы, то поэтому троичное возглашение предшествует и предсияет начинанию всяких действий, и молящийся, отрешившись от всего, должен, с первого раза, поставить себя мыслию в царство Пресвятой Троицы.

Антифоны – противогласники – песни, выбранные из псалмов, пророчески изобразующие пришествие в мир Сына Божия, поются попеременно обоими ликами на обоих клиросах.

Пока продолжается пение первого антифона, священник молится в алтаре тайною молитвой, а диакон стоит в молитвенном положении пред иконою Спасителя, подняв орарь тремя перстами руки. Когда же окончится пение первого антифона, диакон восходит на амвон призывать собрание молящихся словами: Паки и паки миром Господу помолимся. Собрание молящихся восклицает: Господи, помилуй! Обратив взоры к ликам святых, диакон вновь призывает вспомянуть о Богоматери и о всех святых и предать самих себя, и друг друга, и всю жизнь Христу Богу. Лик, от лица всех молящихся, ответствует: Тебе, Господи! Троичным славословием заключается моление. Утвердительным Аминь ответствует вся Церковь. Начинается пение второго антифона.

В продолжение второго антифона священник в алтаре молится тайною молитвою. Диакон становится опять в молитвенном положении пред иконой Спасителя, держа молитвенный орарь тремя перстами руки. По окончании же пения, восходит он снова на амвон, призывая словами: Паки и паки миром Господу помолимся. Собрание восклицает: Господи, помилуй! Диакон взывает: Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию. – Собрание восклицает: Господи, помилуй! Далее: Пресвятую, пречистую, преблагословенную, славную Владычицу нашу, Богородицу и Приснодеву Марию, со всеми святыми помянувше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим. Собрание восклицает: Тебе, Господи! Троичным славословием оканчивается моление. Утвердительный Аминь изглашает вся Церковь, Диакон сходит с амвона, а священник в закрытом алтаре молится тайною молитвой. Она в сих словах: Иже (Ты, Который) общия сия и согласныя даровавый нам молитвы, Иже и двема, или трем согласующимся о имени Твоем прошения подати обещавый, Сам и ныне раб Твоих прошения к полезному исполни, подая нам и в настоящем веце познание Твоея истины, и в будущем живот вечный даруя!

С клироса громко возглашаются во всеуслышание блаженства, возвещенные Евангелием Христовым. Собрание молящихся, воззванием благоразумного разбойника, возопившего ко Христу на кресте: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем, – повторяет вслед за чтецом сии слова Спасителя:

Блажени нищие духом, яко тех есть царство небесное, т.е. блаженны негордящиеся, не возносящиеся умом.

Блажени плачущии, яко тии утешатся, т.е. блаженны плачущие еще больше о собственных несовершенствах и прегрешениях, чем от оскорблений и обид, им наносимых.

Блажени кротции, яко тии наследят землю, т.е. блаженны не питающие гнева ни противу кого, всепрощающие, любящие, которых оружие – всепобеждающая кротость.

Блажени алчущии и жаждущий правды, яко тии насытятся, т.е. блаженны алчущие небесной правды, жаждущие восстановить ее прежде в самих себе.

Блажени милостивии, яко тии помиловани будут, т.е. блаженны состраждущие каждому брату, в каждом просящем видящие Самого Христа, за него просящего.

Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят, т.е. как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущаемых ни песком, ни тиной, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нем отражается один.

Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся, т.е. блаженны те, которые, подобно Самому Сыну Божию, сходившему на землю затем, чтобы внести мир в наши души, вносят мир и примирение в домы, как истинные Божий сыны.

Блажени изгнани правды ради, яко тех есть царство небесное, т.е. блаженны изгнанные за проповедь и защиту правды не одними устами, но благоуханием всей своей жизни.

Блажени есте, егда поносят вам, и изженут, и рекут всяк зол глагол, на вы лжуще Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша много на небесех – многа, ибо заслуга их троекратна: первая, что уже сами по себе они были невинны и чисты; вторая, что, быв чисты, были оклеветаны; третья, что, быв оклеветаны, радовались, что претерпели за Христа.

Собрание молящихся слезно повторяет, вслед за чтецом, сии слова Спасителя, возвестившие, кому можно ждать и надеяться на вечную жизнь в будущем веке, кто суть истинные наследники и соучастники небесного царства.

Здесь торжественно открываются Царские врата, как бы врата самого царствия небесного, и глазам всех собравшихся предстает сияющий престол, как селение Божией славы и верховное училище, отколе исходит к нам познание истины и возвещается вечная жизнь. Приступив к престолу, священник и диакон снимают с него Евангелие и несут его к народу не Царскими вратами, но боковою дверью, напоминающею дверь в боковой комнате, из которой в первые времена выносились книги на середину храма для чтения.

Собрание молящихся взирает на Евангелие, несомое в руках смиренных служителей Церкви, как бы на Самого Спасителя, исходящего в первый раз на дело Божественной проповеди. Исходит Он тесною северною дверью, как бы неузнанный, на середину храма, дабы, показавшись всем, возвратиться в святилище Царскими вратами. Служители Божии посреди храма останавливаются; оба преклоняют главы. Иерей молится тайною молитвой, чтобы установивший на небесах воинства ангелов и чины небесные в служение славе Своей, повелел теперь сим самым силам и ангелам небесным, сослужащим нам, совершить, вместе с нами, вшествие во святилище; а диакон, указывая молитвенным орарем на Царские двери, говорит ему: Благослови, владыко, святый вход! – Благословен вход святых Твоих всегда, ныне и присно и во веки веков, – возглашает на это иерей. Дав ему поцеловать святое Евангелие, диакон несет его в алтарь, но в Царских вратах останавливается и, возвысив его в руках своих, возглашает: Премудрость! -указуя сим на премудрость, благовещенную миру через Евангелие, вслед за тем возглашает: Прости! – чем возбуждает к благоговейному стоянию. Собрание молящихся, воздвигаясь духом, вместе с хором взывает: Приидите, поклонимся и припадем, ко Христу! Спаси ны, Сыне Божий, во святых дивен сый (а в воскресные дни: воскресый из мертвых}, поющия Ти:

Аллилуия! На еврейском языке Аллилуия выражает: Хвалите Господа! – и знаменует пришествие, или явление Божие. Это слово сопутствует всякий раз тем священнодействиям, когда Сам Господь исходит к народу, в образе Евангелия или святых Даров.

Евангелие, возвестившее слово жизни, полагается на престоле. На клиросах возглашаются или песни в честь праздника того дня, или же хвалебные тропари и гимны в честь святому, которого день празднует Церковь, за то, что он уподобился тем, которых поименовал Христос в прочитанных блаженствах, и что живым примером собственной жизни показал, как возноситься вслед за Христом в жизнь вечную.

По окончании тропарей наступает время Трисвятого пения. Диакон, испросив на него у иерея благословения, показывается в Царских дверях и, поводя орарем, подает знак певцам. Трисвятое пение, состоящее в сем тройном воззвании к Богу:

 Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас! – оглашает громогласно всю церковь. Троекратно певцы подъемлют сие пение, чтобы оно зазвучало вслух всем. Священник в алтаре, моляся тайною молитвой о принятии сего Трисвятого пения, три раза покланяется пред престолом и три раза повторяет в себе: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас! И, вместе с ним повторив в себе три раза ту же Трисвятую песнь, диакон три раза покланяется с иереем пред святым престолом.

Сотворив это троекратное поклонение, отходит иерей на горнее место, как бы в глубину Боговедения, отколе истекла нам тайна Всесвятой Троицы, произнося: Благословен грядый во имя Господне! Не нетрепетною стопой восходит иерей на горнее место и на призвание диакона: Благослови, владыко, горний престол! – произносит: Благословен ecu на престоле славы царствия Твоего, седяй на херувимех, всегда, ныне и присно и во веки веков! Но садится иерей (во время чтения Апостола) не на горнем месте, назначенном для архиерея, а только со стороны его. Отселе, как Божий апостол, обратясь лицом к народу, приготовляет он внимание к слушанию наступающего чтения апостольских посланий.

Благоговейно преклонив главы и внимая Евангельскому чтению с амвона, как Самому Христу, говорящему с горы блаженств, все стараются принять сердцами семя святого слова, которое устами служителя сеет Сам Сеятель небесный, – не теми сердцами, которые уподобляет Спаситель земле при пути, на которую хотя и упадают семена, но тут же бывают расхищены птицами – налетающими злыми помышлениями, – не теми также сердцами, которые уподобляет Он каменистой почве, только сверху прикрытой землею, которые хотя и охотно приемлют слово, но слово не водружает глубоко корня, ибо нет глубины сердечной, – и не теми также сердцами, которые уподобляет Он неочищенной земле, глушимой тернием, на которой, хотя и дает семя всходы, но быстро вырастающие тут же вместе с ними тернии – труды и заботы века, бесчисленные обаяния светской умерщвляющей жизни, с ее обманчивыми удобствами, – заглушают едва поднявшиеся всходы, и семя остается без плода, – но теми приемлющими сердцами, которых уподобляет Он доброй почве, дающей плод, иной в тридцать, иной в шестьдесят, а иной во сто крат, которые все принятое в себя, по выходе из церкви, возвращают в домах, в семье, в службе, в труде, в отдохновениях, в беседах и наедине с самими собою. Всяк верный стремится быть тем и слушающим и творящим вместе, которого Спаситель уподоблял мужу мудрому, строящему храмину не на песке, но на камени, так что если бы тут же, по выходе из церкви, набежали на него дожди, реки и вихри всех бедствий, его духовная храмина осталась бы неподвижна, как твердыня на камне.

По окончании чтения, священник из алтаря возвещает диакону: Мир ти, благовествующему! Сподобившись слышания Св. Евангелия, все предстоящие, в чувствовании благодарности, восклицают вместе с ликом: Слава Тебе, Господи, Слава Тебе/ Стоящий в Царских дверях священник приемлет от диакона Евангелие и поставляет его на престол, как Слово, исшедшее от Бога и к Нему же возвратившееся. Алтарь, изображающий горние селения, скрывается от глаз; врата Царские затворяются, знаменуя, что нет других дверей в царство небесное, кроме отверстых Иисусом Христом, сказавшим: Аз есмъ дверь.

Тут обыкновенно, в первоначальное время христиан, было место проповеди – следовало изъяснение и толкование прочитанных Евангелий. Но так как проповедь в нынешнее время говорится нередко на другие тексты и потому не всегда служит изъяснением прочитанного Евангелия, то чтобы не разрушать стройного порядка и связи священной литургии, проповедь отнесена к концу.

Изобразуя ангела, побудителя людей к молитве, диакон идет на амвон подвигнуть собрание к молениям еще сильнейшим и прилежнейшим: Рцем ecu от всея души, и от всего помышления нашего рцем! – взывает диакон, подъемля тремя перстами молитвенный орарь. Предстоящие восклицают: Господи помилуй! Усугубляя моления троекратным воззванием о помиловании, диакон призывает сызнова молиться о всех людях, находящихся на всех ступенях званий и должностей, начиная с высших, где труднее человеку, где ему больше преткновений и где ему нужнее помощь от Бога. Каждый из собрания, зная, как много зависит благоденствие многих от того, когда высшие власти исполняют честно свои обязанности, молится о них с особенным усердием, произнося уже не один раз: Господи, помилуй! – но три раза. Вся цепь этих молений называется сугубою ектенией, или ектенией прилежного моления, и священник в алтаре пред престолом молится прилежно о принятии всеобщих усугубленных молений, и самая молитва его называется молитвой прилежного моления.

И если в этот день случится какое-либо приношение об усопших, тогда, вслед за сугубой ектенией, возглашается ектения об усопших. Держа орарь тремя перстами руки, призывает диакон молиться об упокоении душ рабов Божиих, которых называет по именам, чтобы Бог простил им всякое. прегрешение вольное и невольное, чтобы водворил их души там, где праведные упокояются. Тут всякий из предстоящих припоминает всех близких своему сердцу усопших и произносит в себе три раза на всякое воззвание диакона: Господи, помилуй! – молясь прилежно и о своих, и о всех почивших христианах. Милости Божией, – восклицает диакон, – царства. небесного и оставления грехов их у Христа, безсмертнаго Царя и Бога нашего, просим! Собрание взывает с хором поющих: Подай, Господи! А священник молится в алтаре, чтобы поправший. смерть и даровавший жизнь упокоил Сам души усопших рабов Своих в месте светлом, в месте злачном, в месте покойном, откуда отбежали болезнь, печаль и воздыхание, и прося им отпущения всех согрешений, возглашает громко: Яко Ты ecu воскресение и живот, и покой усопших раб Твоих, Христе Боже наш, и Тебе славу возсылаем со безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым и благим и животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Утвердительным Аминь ответствует лик. Диакон начинает ектению об оглашенных.

В закрытом алтаре иерей распростирает на святом престоле святой антиминс (вместопрестолие) – плат с изображением положения Спасителя во гроб. Антиминс хранит в себе св. мощи, и на него-то должны быть поставлены приуготовленные иереем на проскомидии святой хлеб и чаша с вином, растворенным водою, которые с бокового жертвенника перенесутся теперь торжественно в виду всех верных. Этот антиминс напоминает времена гонения христиан, когда Церковь не имела постоянного пребывания и не могла переносить с собою престола. Тогда стали употреблять сей плат с частицами мощей, и он остался как бы в возвещение, что и ныне Церковь Христова не прикрепляется ни к какому исключительно зданию, городу или месту, но, как корабль, носится поверх волн сего мира, не водружая нигде своего якоря: ее якорь на небесах. Распростерши сей антиминс, священнодействующий приступает к престолу так, как бы приступал к нему в первый раз и как бы только теперь готовился начинать настоящее служение; ибо в первоначальное время христиан престол, доселе остававшийся закрытым и занавешенным, только теперь открывался, и только теперь начинались настоящие моления верных. Еще в закрытом алтаре припадает иерей к престолу и двумя молитвами верных молится об очищении своем, об удостоении его неосужденно предстоять святому жертвеннику и приносить жертвы в чистом свидетельстве совести.

А диакон, стоя на амвоне, посреди церкви, держа орарь тремя перстами, призывает всех верных к тем же молениям, какими начиналась литургия оглашенных.

Стремясь привести сердца свои в согласное настроение мира, теперь еще необходимейшее, все верные взывают: Господи, помилуй! и еще у сильнее молятся о свышнем мире и о спасении душ, о мире всего мира, о благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех, о святом храме и о входящих в него с верою, благоговением и страхом Божиим, о том, чтобы избавиться от всякой скорби, гнева и нужды, – взывают еще сильнее, в сердцах своих: Господи, помилуй! Диакон провозглашает: Премудрость! – знаменуя сим, что та же самая Премудрость, тот же вечный Сын Божий, исходивший, под образом Евангелия сеять слово жизни, перенесен будет теперь под видом святого хлеба на жертвоприношение за весь мир. Воздвигнутые сим напоминанием, все молящиеся устремляют мысли к предстоящим вышним священнодействиям; а иерей литургисающий молится у престола сею возвышенною молитвой:

Царские врата разверзаются пред этою молитвою, и иерей зрится молящимся с воздетыми горе руками. Диакон, с кадилом в руке, исходит уготовить путь Царю всех и обильно распространяемым курением, подъемля облака кадильных благоуханий, посреди которых перенесутся святые дары, напоминает всем о том, чтобы исправилась их молитва, яко кадило пред Господом, чтобы все, будучи, по слову апостола, благоуханием Христовым, вспомнили о том, что нужно им быть чистыми херувимами для поднятия Господа. А лики на обоих клиросах подъемлют, от лица всей Церкви, так называемую Херувимскую песнь:

Иже херувимы тайно образующе (то есть, мы, которые таинственно изображаем собою херувимов), и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение, яко да Царя всех подымем, Ангельскими невидимо дориносима чинми (то есть невидимо носимого на копьях чинами Ангелов): аллилуия, аллилуия, аллилуия (то есть: хвалите Господа! хвалите Господа!). Эта аллилуия и есть собственно Херувимская песнь, ибо херувимы, по Священному Писанию, хвалят Господа сим воскликновением.

Для пояснения этого песнопения надобно знать, что был у древних римлян обычай новоизбранного императора выносить к народу в сопровождении легионов войск на щите, высоко поддерживаемом копьями, под осенением множества наклоненных над ним знамен и копий, при громких кликах: да здравствует император! и что священную песнь эту сложил один из древних императоров, повергшийся в прах со всем своим земным величием пред величием Царя всех, копьеносимого херувимами и легионами небесных сил.

Между тем иерей и диакон, повторяя внутренне в себе ту же Херувимскую песнь, приступают к боковому жертвеннику, где совершалась проскомидия. Приступив к дарам, накрытым воздухом, диакон говорит: Возми, владыко! Иерей снимает воздух, возлагает ему на левое плечо и глаголет: Возмите руки ваша во святая и благословите Господа/ Потом берет дискос с Агнцем и возлагает его на главу диакону, а сам берет святую чашу и в предшествии светильника, или лампады, выходят они северною дверью к народу. Если же служение совершается собором, при множестве иереев, то один несет чашу, другой святой крест, третий святую лжицу, которою приобщаются, четвертый копие, словом – выносят почти все принадлежности священного жертвоприношения, даже самую губку, которою собирались крупицы святого хлеба на дискосе и которая образует ту губу, омоченную в уксусе и желчь, которою напоили люди Творца своего. Лик, предначавший пение Херувимской песни, на время умолкает, и вот, подобясь небесным силам, выступает сей торжественный ход священнослужителей, называемый великим входом.

При виде Царя всех, несомого в смиренном виде Агнца, на дискосе лежащего, как бы на щите, окруженного орудиями земных страданий, как бы копьями несчетных воинств небесных и чиноначалий, все преклоняют свои главы и молятся словами разбойника на кресте: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем! Посреди храма останавливается весь ход. Церковь пользуется сею великою минутой, чтобы помянуть пред Господом имена всех христиан, начиная с тех, кому труднее и священнее достались обязанности, от исполнения которых зависит счастие всех и собственное спасение душ их, и заключая словами: Вас и всех православных Христиан да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков! Певцы оканчивают свое умилительное пение (со слов: яко да Царя...) троекратным провозглашением Херувимского Аллилуия, которым возвещается и сопровождается это таинственное шествие Царя царствующих и Господа господствущих на вольное страдание и смерть, за спасение мира. Ход вступает в Царские врата.

Впереди вшедший в алтарь диакон, остановившись по правую сторону дверей, встречает священника словами: Да помянет Господь Бог священство твое во Царствии Своем! Священник ответствует ему: Да помянет Господь Бог священнодиаконство твое во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков! – и поставляет святую чашу и хлеб, представляющий образ тела Христова, на престол, как бы на гроб. Врата Царские затворяются, как бы двери гроба Господня; завеса над ними задергивается, как кустодия, приставленная ко гробу. Иерей снимает с главы диакона святой дискос, как бы он снимал тело Самого Спасителя со креста, поставляет его на разостланный антиминс, как бы на плащаницу, и сопровождает сие действие словами: Благообразный Иосиф, с древа снем пречистое тело Твое, плащаницею чистою обвив и вонями, во гробе нове покрыв положи. И, вспоминая вездесущность Того, Кто теперь лежит пред ним во гробе, говорит в себе: Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же со разбойником, и на престоле был ecu, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный! И, вспоминая славу, в которую облекся сей гроб, говорит: Яко живоносец, яко рая краснейший, воистину и всякого чертога царского явися светлейший, Христе, гроб Твой, источник нашего воскресения. И, снявши покровы с дискоса и с чаши и воздух с плеча диакона, изобразующие теперь уже не пелены, в которые повит был Иисус-младенец, но сударь и гробовы покровы, в которые повито было Его мертвое тело, покрывает он ими снова дискос и чашу, произнося: Благообразный Иосиф... Потом, взявши от диакона кадильницу, кадит святые дары и, готовясь к предстоящему жертвоприношению, произносит в себе слова пророка Давида: Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая; тогда возложат на олтаръ Твой тельцы. Ибо, пока Сам Бог не воздвигнет, не оградит душ наших Иерусалимскими стенами от всяких плотских вторжений, мы не в силах вознести Ему ни жертв, ни всесожжении, и не подымется кверху пламень духовного моления, разносимый посторонними помышлениями, набегом страстей и вьюгой возмущения душевного. Молясь об очищении своем для предстоящего жертвоприношения, отдавая кадильницу диакону и преклонив главу, говорит ему священник: Помяни мя, брате и сослужителю! – Да помянет Господь Бог священство Твое во царствии Своем! – ответствует диакон и, в свою очередь, помышляя о недостоинстве своем, преклоняет главу и, держа орарь в руке, говорит: Помолися о мне, владыко святый! Священник ему ответствует: Дух Святый найдет на тя и сила Вышняго осенит тя! – Той же дух содействует нам вся дни живота нашего. Полный сознания своего недостоинства, диакон присовокупляет: Помяни мя, владыко святый! Священник ему: Да помянет тя Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков! Диакон, произнесши Аминь и поцеловав ему руку, исходит северною дверью призвать всех предстоящих к молитвам о перенесенных святых дарах.